Помоги сайту

Белое безмолвие, снег вокруг блестит,
На снегу на лыжах - человек.
Белое безмолвие, человек бежит,
Человек с ружьём наперевес.

Белое безмолвие, и огромный волк
Делает огромные прыжки.
Человек за волком двое суток шёл -
Видно, до конца готов идти

Белое безмолвие, алая заря
По сугробам кровью растеклась.
Белое безмолвие, ищет тишина,
Тишина до сердца добралась

Лес уже напротив, волк, шатаясь встал,
Человек, вздохнув, поднял ружьё...
Белое безмолвие, волк в снегу стоял,
А в лесу попряталось зверьё

        Беркут под северным небом летает...
        Дым там за сопками вьётся... вьётся...
        Кажется, снег никогда не растает...
        А солнце смеётся... смеётся...

Вот они застыли - волк и человек.
Человек поймал звериный взгляд.
И в одно мгновение - зверь вдруг быстро в снег,
Ветки в чёрной чаще захрустят

Белое безмолвие, человек присел,
Белым снегом протерев лицо...
Так себя когда-то он убить хотел,
Жизнь тогда замкнула вдруг кольцо

        Беркут под северным небом летает...
        Дым там за сопками вьётся... вьётся...
        Кажется, снег никогда не растает...
        А солнце смеётся... 
                Солнце смеётся...

Пламя костра искрами вверх, ветер поёт,
Северный люд, как дикий зверь, пляшет.
Ну, а вокруг, куда не глянь - снег или лёд,
И человек - белый шаман, с чашей.

Белый шаман несколько лет в этой тайге,
Он человек сильный, лихой, смелый.
Северный люд помнит, что в ночь как-то в реке,
Их зверолов поднял его тело.

Белый шаман год пролежал, словно мертвец,
В юрте сухой, где дух веков дышит.
Время пришло и по весне он, наконец,
Из темноты на белый свет вышел.

   И горел, словно месяц на небе,
   Синий змей у него на груди.
   Дым костра взмыл, как белая лебедь,
   Полетел в край безумной любви.

С тех самых пор жил он один в диком лесу,
И добывал здесь сам себе пищу.
Северный люд там, где стада в сопках пасут,
Как он кричал, ночью в тайге слышал.

Белый шаман сутки сидел возле огня,
И что никто видеть не мог, видел.
И что никто слышать не мог, слышал, дымя,
Стыл на лице и на руках иней.

Северный люд за много вёрст ездил к нему,
Был он для них белым лесным богом.
Ну, а в тайге, где дикий зверь, фарт был тому,
Кто его чуть, хоть за плечо трогал.

Пламя костра искрами вверх, ветер поёт,
Северный люд, как дикий зверь, пляшет.
Ну, а вокруг, куда не глянь - снег или лёд,
И человек - белый шаман, с чашей.

В восьмидесятых, там в конце,
В огромном городе Москве,
Как по команде, понеслось лихое время.
Как после дождика грибы,
Повырастали пацаны,
Повырастало вдруг другое поколение.

А город Люберцы кипел,
Где справедляк, где беспредел,
Кто воровал, а кто качался до упаду.
Ну, где братва, а где ботва,
Кому судьба, кому слова,
Пацан красивый принял дерзкую бригаду.

Потом, конечно, как в кино,
Разборки, бабы и вино,
А в пацанов, как в воробьёв, тогда стреляли.
Не обходился без потерь,
Пацан красивый Лёха - <Змей>,
В его бригаде парни тоже погибали.

И вдруг увидел он её,
И губы шёпотом: <моё>,
Пацан красивый встретил девочку родную.
Глаза, как небо, строгий нос,
Вся в чёрной россыпи волос,
Вся в чёрной россыпи волос - возьми такую.

Потом на стрелке в Люблино,
Опять всё было, как в кино,
Из всех стволов друг в дружку дотемна палили.
Короче, полный беспредел,
Лишь, Змей остался чудом цел,
Но, двух ментов тогда ребята завалили.

Статья, Владимирский централ,
Потом с этапом на Урал,
Потом в Сибирь и в лагерь строгий на Котуе.
Барак с блатными за столом,
И дружба с питерским вором,
Вор был <смотрящим>, пацаны, за всем, в натуре.

Чтобы понять то, стоит жить,
Как может женщина любить,
Как может женщина с любовью в ад кромешный.
Хотя ей только двадцать лет,
У жизни есть на всё ответ,
У жизни есть всегда ответ на всё, конечно.

А он её не уберёг,
Он сделать ничего не смог,
Он даже умереть не смог и жить остался.
Повис над сопками туман,
А у костра седой шаман,
А у костра седой шаман, судьбу заждался

Солнце белое,
Одиночество.
Годы смелые,
Как пророчество.

Солнце спрячется,
Там за соснами.
Быстро катятся,
Зимы с вёснами.

Даль пропащая,
Годы - птицами.
Жизнь летящая,
Вместе с лицами.

В дорогу!...

Лопастями - в бездонную синь,
Вертолёт - в бесконечность дугою.
А внизу спит большая Сибирь,
И тайга разлилась, словно море.
   Питьевой ходит по кругу спирт,
   Завелись пацаны и девчата,
   А на них как-то с грустью глядит
   Человек весь седой, диковатый.

- Выпей, дядя, давай, не грусти,
Мы с тайги возвращаемся вместе.
Мы в земле этой столько нашли,
И земля эта, дядя, на месте.
   Завязался большой разговор,
   На борту зазвенела гитара,
   А его ждёт там, в Питере вор,
   И братва в Красноярске с малявой.

Эта девочка смотрит давно,
Шрамы так украшают мужчину.
Жизнь, ведь это большое кино,
А в кино всё бывает красиво.
   Над землею повисла заря,
   Голоса в вертолёте умолкли.
   Что же, здравствуй, Большая Земля!
   Я не видел тебя очень долго.

"Мерседес", чуть задрожав, затих,
Шины врезались в лежалый снег.
Подошёл, дверь на себя открыв,
Человек.

Вот, мужчины крепко обнялись,
И один, перекрестясь, сказал:
"Я бы, Змей, тебя таким ни в жизнь,
Не узнал".

Город Люберцы ложился спать,
Дождь со снегом в стёкла моросил.
Змей спокойно закурил. - Где, мать? -
Спросил.

Говорил, слегка волнуясь, друг,
Водки доверху налив стакан.
Столько всякого случилось тут,
Братан.

Батя твой уже давно в земле,
Помогла похоронить братва.
Мать не здесь живёт давно уже,
Ушла.

Ни Ивана, брат, ни Чаки нет,
Много новых нынче пацанов.
А Шаман смотрел на яркий свет,
Без слов.

   "Стреха" гудит - ресторан... светится,
   Мать и усталый Шаман... встретятся.
   С неба скатилась звезда... павшая,
   Видно, у Лехи судьба... тяжкая.

Друг, я матери не видел столько лет,
У тебя полно своих проблем.
Лехи-Змея уже больше нет,
Совсем. 
Я не знаю, брат, когда вернусь,
Не могу я здесь, в Москве уснуть.
Завтра утром бате поклонюсь,
И в путь.

И мужчины крепко обнялись,
"Мерседес" боднул лежалый снег.
Начинал свою по новой жизнь
Человек.

Ты возвратился домой, возвратился живой:
И усталый.
Жизнь потрепала тебя в тех холодных краях:
Замотала.
   Мать на пороге стоит, руки стиснув, молчит:
   И не плачет.
   Ты возвратился домой, возвратился седой:
   Но, живой.

   Материнские слёзы,
   Лепестками от розы,
   На мужское упали плечо.
   Материнское сердце
   Нас спасает от смерти,
   Только медленно тает свечой.

Мать, - она столько ждала по ночам до утра:
Всё молилась.
Тень не сходила с лица, схоронили отца:
Накопилось.
Там, с колокольни вдали эхом бьётся в груди:
Материнское сердце.
Ты возвратился домой, возвратился седой...
Но, живой.

В дорогу...

Там, где стоял её дом,
В сердце у старой Москвы.
Всё оградили под слом,
Все поломали мосты.
Здесь он безумно любил,
Здесь он когда-то мечтал.
По настоящему жил,
Словно на крыльях летал.
Ветер затих, всколыхнув,
Эхо далекой любви.
Осень заменит весну,
Дождь все размоет следы.
Призраком Лёха стоял,
Вслух заклиная судьбу,
Вспомнил он, как рассказал
Старый охотник ему: притчу:

Море вдруг стало пропастью,
Стелятся скалы чёрные.
К берегу чайки бросятся,
Верою окрылённые.
Рвутся они сквозь порывистый шторм,
Ближе и ближе их каменный дом.
Вот их стихия настигла опять,
Кто их просил улетать?

Слабые птицы падали,
Ночь оглушая криками.
Ветру, ну, много надо ли,
С птицей, чтоб сладить тихою.
Друг ее сильный почти долетел,
Только её он бросать не хотел.
Вместе они не прошли этот путь,
Сил не хватило чуть-чуть.

Волны подругу вынесли,
Бросив на камни серые.
Лёг он на берег илистый,
Рядом с любовью первою.
И пролежал пять мучительных дней,
Крылья крест-накрест сомкнувши над ней.
Небу он что-то кричал вновь и вновь,
Так умирает любовь.

На Московском вокзале движенье,
На московском вокзале толпа.
Тучи спят в сером небе, осеннем,
А на землю опала листва.

Сердце, дрогнув, вдруг, сильно забилось,
Влажный воздух порадует грудь.
А в душе залегло, накопилось,
Трудным был этот жизненный путь.

   Здравствуй, Питер,
   Город дождей,
   Город белых ночей!
   Здравствуй, Питер,
   Город ветров,
   Город дворцов и мостов!

Те дороги, что помнил когда-то,
Как разбитые судьбы лежат.
Над Невой догорают закаты,
И мосты разбежаться спешат.

Питер, где твои белые ночи?
Где твой утренний, серый туман?
А дымок сигарет, между прочим,
Так похож на приятный обман.

Официант носит мутное пиво,
Отрываясь, шумит бар "Тинькофф".
Здесь лабает оркестрик красиво,
- Ну, давай, будь здоров!
Вот, Шаман задымил сигаретой,
И спокойно взглянул на вора.
А за окнами с вечера, где-то,
Начиналась зима.

Вор сидел, развалившись на стуле,
Чёрный перстень на пальце сверкал.
- Ты, Шаман, что-то грустный, в натуре,
Или, может, устал?
Ты, пацан, прекрати это, слышишь?
Посмотри, как изменчива жизнь.
Надо жить, пока ты ещё дышишь,
Ну, а там поглядим.

   Шабу-дабу-дуда, - пел парнишка седой,
   И светила сюда ночь Полярной звездой. 
   Шабу-дабу-дуда, - подпевал ресторан
   Пиво пили, говорили, жулик и Шаман.

- Жизнь тусуют, Шаман, как колоду,
А тузы надо брать самому.
Вот, ключи, - "Гранд Чироки" у входа,
От себя оторву.
Ты пока отдыхал на природе,
Много здесь накопилося дел,
Я хочу, чтоб в моём огороде,
Ты за всем приглядел.

Я тебя разглядел ещё в зоне,
Словно сына, тебя полюбил.
Нынче, брат, вся Россия "в законе",
Блатовать нету сил.
Ты, Шаман, человек справедливый,
Только Питер, тебе не Москва.
Вор поднялся и вышел красиво,
Начиналась зима.

Солнышко румяное
Над Невою греется,
Пробежали годы, словно дни.
Всё вокруг меняется,
Человек надеется,
В окнах загораются огни.

Вот, старушка светлая
На "Исакий" крестится,
Жизнь скакнула в двадцать первый век.
Три машины чёрные,
Рядом не поместятся,
Кругом встали девять человек.

Говорят в полголоса,
"Трут" о чём-то, нехотя,
Лидеры трёх питерских бригад.
Сыч, Шаман, Якушины,
Два вора приехали,
С ними Палыч, Сёма и Ринат.

Дым по ветру тянется,
Лица у всех кислые,
Позвонили утром из Москвы.
Там, на Пасху Красную,
Замочили Лысого,
Кто исполнил, приняли менты.

Вроде, не ко времени,
Нынче беспредельничать,
Но, убит крутой авторитет.
Им в столице долбанной,
Только бы бездельничать,
Все усилия сведены на "нет".

Лысый - не подарочек,
Многим он не нравился,
Но, войны не нужно тут и там.
Завтра ближе к вечеру,
На разбор отправятся,
Миша-Ствол, Рябина и Шаман.

Столько лет не был он,
В этом городе шумном,
Столько лет не видал он Москву.
Только сердце стучит,
И дышать стало трудно,
Жизнь сегодня ломает судьбу.