Помоги сайту

Среди сопок зона, а на зоне Кум
Тянет службу медленно и верно.
Плавят зеки бревна по реке Котуй,
Плавят лес давным-давно, наверное

Отсвистели вьюги, полегчал мороз,
Белые метели не лютуют
Вдруг весной из центра Кум жену привез,
Молодую, стройную такую

Кум - мужик серьезный, в звании майор,
Красотой мужской не отличался.
И гадали зеки, долго длился спор -
Как он с этой лялей повстречался

"Кум" вовсю старался лялечке своей
Сделать в глухомани праздник вечный
Даже стало, как-то, в зоне потеплей,
Как-то стало в зоне человечней

Глазки голубые, волосы, как смоль,
У жены блюстителя закона
Дали ей блатные, с ними и конвой,
Погремуху звучную "Ворона"

А когда "Ворона" шла к себе домой,
В ватничке, отделанном овчиной,
Исходил слюною бедный пол мужской -
Вот такой была она красивой

В лагере, в отряде, кажется, седьмом,
Срок тянул нешуточный, недетский,
В зоне жил все время дерзким пацаном,
А в Москве - пацан был люберецкий

Парня звали Леха, погоняла - Змей
За наколку синюю на сердце.
Все места "святые" кровью мыл своей
БУР и ЗУР, да изолятор смерти

Змею не писала девочка его,
Та, что так любил на воле вольной
Не было у Лехи ближе никого,
В этой жизни, в общем-то, достойной

Как-то с мужиками на лесоповал,
Змей побрел развеяться без толку
Вдруг, он у поселка девку увидал,
И на сердце дрогнула наколка

Зеки зашипели: "Вон, она - Кума,
Вон, она - красавица Ворона".
А она спокойно близко подошла,
Чистая такая, как икона.

Встретились их взгляды этим светлым днем,
Приутихли, вдруг, конвой и зеки.
Змею как прошибло, тело все огнем,
Слезы сильно кусанули веки:

Перед ним стояла девочка его,
Та, что так любил на воле вольной
И не было у Лехи ближе никого,
В этой жизни, в общем-то, достойной

В этой жизни в общем-то достойной...

Она думала, как ложилась спать: "Леха - дурачок.
Знать не понял ты, не почувствовал ничего.
Ну, а я взяла и решилася на такой рывок,
Не подумала, не послушала никого.

Что мне стоило зацепиться здесь вот таким путем,
Через что прошла, что проплакала - знает Бог.
Лишь одна любовь согревала плоть и в ночи, и днем,
Значит, Боженька все услышал там и помог".

Ну, а он не спал, искусал совсем свои губы вкровь,
Жег обидою сердце гордое, как огнем.
Только взгляд ее перед ним во тьме появлялся вновь,
И преследовал ночью черною, да и днем.

А Ворона, вдруг, через пару дней делом занялась,
И в конторе сев, лесом принялась торговать.
Ну, а Кум себе: "Делом правильным баба занялась.
Буду ей во всем потихонечку помогать".

   А по весне стальное небо стало синим,
   Запахло хвоей, тисом распушился кедр...
   Ведь только в сказках жизнь проходит так красиво,
   А без любви красивой жизни нет совсем...

Кум спросил ее: "Может быть тебе в помощь дать кого?",
Кинул списки ей поотрядные полистать.
А она потом, среди четверых назвала его,
Что подумают, то подумают, наплевать.

Змей с утра узнал, что в конторе впредь будет помогать,
А братва ему: "Леха, ну, тебе повезло!
Будешь ты теперь за колючкою каждый день бывать,
Расконвойным быть - дело нужное, всем назло".

Через восемь дней они встретились в тишине вдвоем,
Что он мог сказать, что он мог спросить, не грубя?
А она ему: "Я люблю тебя, мы с тобой уйдем.
Положись во всем, Лешка родненький, на меня".

А на вышке спит, автомат прижав, щуплый часовой,
И собаки все, словно сгинули, и молчат.
Станет потеплей солнце бледное завтра над тайгой,
Если сердца два в такт тихонечко застучат.

   А по весне стальное небо стало синим,
   Запахло хвоей, тисом распушился кедр...
   Ведь только в сказках жизнь проходит так красиво,
   А без любви красивой жизни нет совсем...

А ты весь поседел,
С мужчинами бывает.
Но, с искоркой глядят
Усталые глаза.
Листы календаря
Жизнь каждый день срывает.
Я, кажется, сто лет,
Не видела тебя.

Постой, я прикурю
Из рук твоих красивых.
Пусть тянется дымок
Над нами и землей.
Ты знаешь, впереди,
Так много дней счастливых.
Все будет хорошо,
Поверь у нас с тобой.

Снег скоро растает,
Снег скоро сойдет.
Жизнь, жизнь все расставит
И подождет,
И подождет,
Нас подождет.

А я тебе писал,
Так много и отчаянно.
Ну, что я мог сказать,
На маленьком листке?
Ну, вот мы говорим,
И значит не случайно,
Мы встретились с тобой
В далеком далеке.

Снег скоро растает,
Снег скоро сойдет.
Жизнь, жизнь все расставит
И подождет,
И подождет,
Нас подождет.

   Господи, прости влюбленных, огради от бед,
   В их пути нелегком укажи на свет.
   Господи, придай им силы, верой озари,
   И с надеждой вместе не лишай любви.

Быстро течет река, скользкие берега,
Жаркое лето.
Странный он человек, ночью идти в побег,
И по реке все вперед и вперед до рассвета.

Взяли они с собой два рюкзака с едой,
Знала Ворона.
Маленький плот, толкнув, Змей, побежал, сверкнув,
Взятым у Кума ТТ с горстью медных патронов.

Злится река - Котуй, ей-то чего, лютуй,
Бьет на порогах.
Лагерь подняли весь, Кум был то там, то здесь,
Бросил в тайгу поисковый отряд по тревоге.

Пятый идет денек, сколько еще тревог,
В воздухе чисто.
Леха завис с шестом - брось, отдохнем потом,
Смерть подкралась и над Змеем с Вороной повисла.

   Господи, прости влюбленных, огради от бед,
   В их пути нелегком укажи на свет.
   Господи, придай им силы, верой озари,
   И с надеждой вместе не лишай любви.

Гнус и комар, как тень, рядом десятый день,
Мокрые бревна.
Трудно грести вперед, черт, видно, не дает,
Вдруг, в облаках вертолет черной тенью огромной.

Речка и бревна в ней, двое бегут людей
Словно по льдинам.
Сверху майор: стрелять, вот, его в душу мать!
Пули посыпались кучно на них, как маслины.

Вот он в неё попал, Змей, словно пьяный, встал,
Крикнул надрывно.
А впереди земля, медлить теперь нельзя,
Бьется о камни водица с крутого обрыва.

Он ее потащил: "Хватит, родная, сил!",
Сзади стреляли.
Кровь по рукам текла, смерть на лицо легла,
- Милый, оставь и беги, - ее губы шептали.

Вот, впереди обрыв, Змей с ней над ним затих,
Страшно заплакал.
Камнем два тела вниз, души голубкой ввысь,
Пусть теперь бесятся здесь над обрывом собаки.

Злится река - Котуй, ей-то чего, лютуй,
Зверь кричит где-то.
Вот, полосою свет, скоро придет рассвет,
И вместе с солнцем проводит короткое лето.

У воды, что вдаль несется, в ночь костер горел,
А здоровый, рослый парень лом в костре вертел.
Жидкость, что комар не любит, лил на этот лом,
Чтобы мутный спирт, струился в котелок потом.

Этот спирт давал он, молча, девушке одной,
Что лежала без сознанья на земле сырой.
А река - Котуй бесилась, почему бы, нет?
Бросив, на берег пустынный черный пистолет.

Пистолет в пакете мокром - черный, именной,
С рукояткою красивой из кости резной.
Парень слышал лай собачий, крики и стрельбу,
Он поднял ее и быстро поспешил в тайгу.

Там землянка, как пещера, шкуры в ней лежат,
А кругом большие ели, комары жужжат.
Он растер ее всю спиртом, раны все промыл,
И большим тулупом теплым с головой укрыл.

   А на юг тянулись караваны птиц,
   И стекали капельки у нее с ресниц.
   Караваны птиц. Капельки с ресниц.

Ему было двадцать девять, звали все - Иван,
Присосался, прицепился к этим он местам.
Он геологом когда-то все здесь исходил.
А с весны холодной этой, золотишко мыл.

Он один не побоялся лето жить в тайге,
Он почти не спал, копался сутками в реке.
И песок, и самородки, если все считать,
То намыл "рыжья" примерно килограммов пять.

Улетая, покружился серый вертолет,
Не успеешь оглянуться, как зима придет.
Он хотел уже срываться с этих диких мест,
В дальний город пробираться через мох и лес.

Вытирал он капли пота у нее с лица,
И решил, пусть будь, что будет, вместе до конца.
Вот немного отлежится и в себя придет,
А зимой он через сопки в город с ней уйдет.

Закружилась осень, листья наземь бросив,
Закружилась осень мокрая.
А за сопкой где-то растворилось лето,
Лето, как и жизнь, короткое.

Затуманив дали серыми дождями,
А кору на соснах ржавчиной.
Закружилась осень, может снега просит,
Может снега просит мягкого.

Осень на Севере влагою дышит,
Синим туманом лежит.
Осень на Севере птиц не услышит,
Очень спешит.

Вот зима сковала лед,
Все живое мрет и мрет.
На снегу, как пятна крови, снегири.
Если хочешь дальше жить,
Надо срочно уходить,
Уложив все барахлишко до зари.
До Хатанги далеко,
Пробираться нелегко.
Море Лаптевых, как пьяная мечта,
И Иван сказал: "Пойдем!
Если есть Господь, дойдем,
Или нас сожрет мороз и пустота".

А Ворона чуть жива,
Три недели, как от сна.
Разбудила жизнь тяжелою рукой.
Шепчет: "Милая, нельзя!
Сын под сердцем у тебя,
Подыхает пусть уж кто-нибудь другой".
И пошли они в мороз,
Он ее и груз повез.
Поволок через сугробы на себе,
Вверх по руслу с этих мест,
Бог не выдаст, черт не съест,
Жизни три, молясь, доверились судьбе.

   Ветками качали над землей,
   Между белым снегом и зарей,
   На мгновенье отойдя от сна,
   Вековые кедры и сосна

Двадцать дней они в пути,
Дальше мочи нет идти,
В пистолете есть всего один патрон.
Съели все, что можно съесть,
Он решил на землю сесть,
Продлевая жизнь себе и ей огнем.
Рядом с ними третий день,
Волчья стая, словно тень,
Ждет удобного момента для броска.
Он все время жжет костер,
Но и зверь не прост - хитер,
Поскулив, сомкнул кольцо, наверняка.

С малых лет не знать нельзя,
Что боится волк огня,
Да, боится, если хоть немного сыт.
А когда слюна течет,
Волк за метром метр ползет,
К той добыче, что в пяти шагах сидит.
Человек подумал: "Все!"
И собрав тепло свое,
Стал лицо ее замерзшее тереть.
Мог ее он застрелить,
Но шепнул: "Ты будешь жить!
Я не дам тебе сегодня умереть!"

Может он - не знал и сам,
Парень с именем - Иван,
Почему он столько сделал для нее.
Это знает только Бог,
А Иван, как видно, смог,
Ей подставить сердце сильное свое.
Он разрыл поглубже снег,
Чтоб вместился человек.
Костерок под черным небом догорал.
Завернул ее в тулуп,
Положил на землю тут,
И поверх снежком холодным забросал.

На нее он грудью лег,
Пистолет обжег висок,
Волки, словно по команде поднялись
Тишину порвал хлопок,
С елок рухнул вниз снежок,
Облака на юг стремительно неслись.
Вот зима сковала лед,
Все живое мрет и мрет,
На снегу, как пятна крови снегири.
Зарумянился рассвет,
На снегу крестом скелет,
Словно памятник в тайге с Большой Земли.

   В черном небе светит одинокий месяц
   А в полоске света белый снег кружит
   Пролетели годы и огромный город
   И огромный город в тишине лежит

Холодный снег на Рождество в ночи кружит,
Играет с ветром и слезой на стеклах тает.
А город в ночь на Рождество совсем не спит,
И потихоньку за окошком рассветает.

Холодный снег на Рождество укрыл дома,
Красивой вязью переплел стволы деревьев.
И еще долго-долго теплая весна,
Не станет трогать эти снежные творенья.

   Слышишь, Рождественский снег,
   Хочется верить,
   Что ты весной улетишь
   Снова на Север.
   Слышишь, Рождественский снег,
   Пусть мне приснится,
   Как ты над сонной тайгой
   Будешь кружиться.

Холодный снег ворвался в сердце навсегда,
И застудил, и заморозил сильно душу.
Слезой холодной пролетел через года,
И сильный ветер эти слезы не осушит.

Мягкий снег разносит ветер где-то над Москвой,
Хочет землю теплую покрыть.
Все никак не удается женщине одной,
Маленького сына уложить.
- Мама, я попозже лягу, сразу же засну,
Я давно хотел тебя спросить,
Я свою одежду, мама, после уберу,
Можно мне с тобой поговорить?

У красивой мамы очень грустные глаза,
И уже седая прядь волос.
Никогда она не сможет сыну отказать:
"Задавай свой маленький вопрос".
- Мама, я искал открытки в ящиках стола,
Извини, случайно я нашел
Там, в коробке черной, где бумаги у тебя,
Пистолет тяжелый и большой.

Я его, увидев, мама, только подержал,
А потом на место положил.
Он на старых серых фотографиях лежал,
Я не буду трогать, пусть лежит.
Я все эти фотки, мама, тоже посмотрел,
Там какой-то дядя молодой.
На одной помятой сбоку надпись - "Алексей",
А на остальных он, мам, с тобой.

Ты не плачь, мамуля, и, пожалуйста, прости,
Еще можно несколько минут?
Пусть они там, в школе, мам, ты только не грусти,
Вороненком все меня зовут.
Если хочешь, я поеду в этот раз с тобой.
К тем, мамуля, стареньким крестам.
И не буду хныкать, мама, сколько хочешь стой,
У плиты, что с надписью - "Иван".

У красивой мамы очень грустные глаза,
И уже седая прядь волос.
Маленького сына, тихо плача, обняла:
"Вот, сынок, какой большой вопрос".
- Ты, Алешка милый, поскорее засыпай,
Я тебе тихонько расскажу,
Про далекий белоснежный позабытый край,
Северные реки и тайгу.

Спи, мой маленький сын, пусть приснится тебе,
В белых шубах мохнатые ели.
И непуганый зверь, что бредет по тайге,
По весне, дожидаясь капели.
Пусть приснится тебе, как большая сова,
На пушистую ветку садится.
А под снегом лежит голубая тайга,
Синий иней на елях искрится.

А короткой весной птицы громко кричат,
Разбудив, льдом укрытые реки.
А у сосен стволы, оживая, скрипят,
И стоят, замирая, навеки.
Лето быстро придет и задышит жарой,
На полянах поспеет морошка.
Ну, а где-то в тайге, с голубикой лесной,
Ягель ляжет зеленой дорожкой.

Спи, мой маленький сын, на ресничках твоих,
Пусть просохнет скупая слезинка.
Ветер тем, за окном пошумел и затих,
Превратив воду с неба в снежинки.
Падал снег за окном, мальчик маленький спал,
И уснула красивая мама.
В тишине перед ней парень рослый стоял,
И во сне она тихо сказала...

А ты весь поседел,
С мужчинами бывает.
Но, с искоркой глядят
Усталые глаза.
Листы календаря
Жизнь каждый день срывает.
Я, кажется, сто лет,
Не видела тебя.

Постой, я прикурю
Из рук твоих красивых.
Пусть тянется дымок
Над нами и землей.
Ты знаешь, впереди,
Так много дней счастливых.
Все будет хорошо,
Поверь у нас с тобой.

Снег скоро растает,
Снег скоро сойдет.
Жизнь, жизнь все расставит
И подождет,
И подождет,
Нас подождет.

А я тебе писал,
Так много и отчаянно.
Ну, что я мог сказать,
На маленьком листке?
Ну, вот мы говорим,
И значит не случайно,
Мы встретились с тобой
В далеком далеке.

Снег скоро растает,
Снег скоро сойдет.
Жизнь, жизнь все расставит
И подождет,
И подождет,
Нас подождет.